Танец ЦАМ. Часть 4: Энергетика. Оракулы.
Цам обладает громадной энергетикой. Особенно, когда маски начинают читать мантры. Ламы, участвующие в мистерии, владеют мастерством горлового чтения. Голос похож на рык льва, низкий, идущий из глубины. Звучит подобающая музыка. Все имеет определенную мелодию, ритм. Это потрясает всех присутствующих на Цам. Зритель чуть ли не физически ощущает присутствие буддийских божеств. Каждый поворот, движение рук, ног, каждое украшение на одежде имеет свое значение.
Цам проводился обычно во дворе монастыря против главного здания-сюме, на специальной площадке с размеченными мелом кругами разных диаметров, находящимися один в другом.
Подготовка ко дню церемонии происходит и здесь. Двор чисто подметается, посреди него, напротив дверей храма, воздвигается что-то вроде балдахина с навесом из шелковых материй синего, красного и желтого цветов. По бокам этого навеса устанавливаются знамена с мантрами и с изображением благоприятных буддийских символов. Под навесом ставится столик, покрываемый сначала шкурой барса, а сверху шелковой тканью. Это место будет являться центром круга, в котором совершаются танцы божеств. На столик водружается «сор-торма» – разновидность «магического оружия», изготавливаемое из теста в виде высокой треугольной и внутри пустой пирамиды. Пирамида окрашивается в красный цвет, украшается вырезанными из теста же языками пламени, отчего общий вид ее походит на огненный, пылающий костер. На ее вершину водружают изображение человеческого черепа, также изготовленного из теста. В середину пирамиды вонзают стрелу, увешанную белыми шарфами-хадаками и лентами пяти цветов.
Вокруг балдахина, укрывающего «сор-торма», на расстоянии не больше метра от шестов, которые поддерживают балдахин, проводится первый круг Цама. Обозначается он узкой полоской муки или мела – любым белым веществом, которое бы резко контрастировало на фоне земляного пола двора. От этого первого круга на расстоянии около двух метров чертятся два других белых круга, отстоящих друг от друга также на полтора-два метра. Образующаяся между ними дорожка как раз и предназначается для танцев масок, относящихся к божествам-защитникам Учения. Далее подобным же образом отсчитав еще два метра от центра, чертится еще одна дорожка, предназначенная уже для танцев шанаков, которые изображают собой не божеств, а лам-созерцателей Ямантаки. От этих двух круглых дорожек, на которых будут совершаться танцы лам, до самых дверей храма такими же белыми линиями очерчивается дорожка, по которой ламы в масках и в костюмах божеств будут идти к месту танцев.
При этом сам храм служит превосходной декорацией для костюмированной мистерии. Иногда его фасад украшается тханками, живописными изображениями божеств, представленных в танце, и буддийских учителей. В школе Гелуг, это, как правило, изображения Цонкапы, в школе Ньингма – Падмасамбхавы. Поскольку мистерия исполняется на открытом воздухе, хорошая погода имеет чрезвычайно важное значение, ведь в противном случае могут пострадать дорогостоящие маски и костюмы. В этой связи накануне Цама многие монастыри традиционно обращались за помощью к магу, который мог разогнать тучи, прибегнув к соответствующим ритуалам. В отдельных монастырях и иногда при неблагоприятных погодных условиях проведение Цама практикуют прямо в главном зале храма, перед центральным алтарем. В этом случае нет нужды строить круги-мандалу Цама – сам храм служит этой мандалой, этим дворцом, в который призываются все необходимые для проведения церемонии божества.
Но если все же мистерия происходила во дворе, то из дверей храма по одному или небольшими группами выходили участники представления в богатых шелковых одеждах со свирепыми докшистскими масками на лицах. Все они представляли разные буддийские божества, и поэтому заполненная персонажами площадка напоминала ожившую многоликую буддийскую икону.
Цам не являлся развлекательным зрелищем, а каноническим обрядом, призванным поучать зрителей, напоминая им о бренности всего сущего и разных таинственных силах, то покровительствующих, то враждебных буддизму, позволяющих войти в особое мистическое единение с этими силами и принести окружающей местности радость и счастье. Его сакральный аспект сокрыт глубоко внутри, он практически недоступен среднестатистическому зрителю, обычному мирянину.
И недоступен не в силу преднамеренной засекреченности смыслового значения ритуалов, но в силу их объективной сложности для понимания. Ведь для того, чтобы ориентироваться во всех процессах, задействованных в Цаме, нужна колоссальная база философских знаний и определенный опыт в освоении тибетских тантрических практик.
Однако «результатом», «плодами» церемонии может воспользоваться каждый, потому что уже одно только созерцание ее предполагает вовлеченность в сакральный круг участников ритуала. По утверждениям лам, одни лишь движения танцоров, которые всегда строго регламентированы, носят просветляющий характер – ведь танцуют не просто ламы, но ламы, отождествившие себя с божествами, и в момент танца являющиеся таковыми. Большинство исполнителей Цама – ламы или простые монахи, лишь некоторые из ролей, например, роли воинов или клоунов, могут исполняться мирянами.
В Цаме могут принимать участие только мужчины. Роль, которая доверяется тому или иному ламе, зависит, прежде всего, от его знаний в области буддийской философии и мистических основ Цама. Так, например, только высоким ламам доверяются роли главных божеств и ведущего исполнителя в танце «Черных шапок», ламы среднего уровня могут исполнять роли божеств свиты и основных участников танца «Черных шапок». Младшие же монахи обычно заняты в танцах скелетов, хотя иногда, им разрешается исполнять роли небесных посланниц дакинь.
Движения, из которых состоят танцы Цама, очень разнообразны: мерное шествие и остановки в выразительных позах одних персонажей, быстрый подвижный танец других, бешеная вихревая пляска третьих...
Например, танцы гневных божеств стремительны и энергичны. В них основной упор делается на передвижение танцоров по сцене. К грозным божествам, гениям-хранителям буддийской веры относятся докшиты. Они имеют человеческий облик, но лица искажены выражением ярости, гнева. У некоторых есть третий глаз во лбу, большие клыки. Маски божеств высокого ранга украшены сверху тиарой из пяти человеческих черепов. Есть божества с тремя черепами, с одним черепом. Главных божеств, хранителей веры, докшитов в этом Цаме десять. Но, они выходят в сопровождении свиты почжутов, богов низшего ранга. Кроме того, докшиты Чойчжил и Чжамсаран имеют еще свои «шакти», существа, символизирующие женское начало Вселенной.
А танец высшего тантрического божества Калачакры по манере исполнения очень спокойный и представляет собой сложный рисунок особых символических жестов – мудр.
Танец же грозного защитника Махакалы, непременным атрибутом которого является маска, или танец шанаков, относится к активным, а порой даже агрессивным видам танцев. В отличии от других персонажей, шанаки исполняют танец без масок, но в ярких одеждах и чрезвычайно причудливых черных шляпах, состоящих из черной овальной тульи с широкими полями. Шапки эти увенчаны миниатюрным человеческим скелетом, вырезанным из дерева и усеченным до пояса. Над всей этой пирамидой, начинаясь от полей, возвышаются два дугообразных, сделанных из папье-маше рога, которые соединяются вставленным между ними изображением Чинтамани – драгоценности, исполняющей любые желания. Подобные танцы часто повествуют о неординарном поведении персонажей.
Среди таких яростных и экспрессивных танцев «Танец черных шапок». Он рассказывает о подвиге монаха Палдже Дордже, защитника веры, убийцы злого царя Ланг Дармы, который в годы своего правления поставил целью искоренить буддизм в Тибете. Монаху удалось убить царя и скрыться с места преступления целым и невредимым, используя простой трюк с переодеванием. Вымазав сажей собственное лицо и свою белую лошадь, облачившись в черный плащ с белой подкладкой и черную шапку, спрятав в широких рукавах своих одежд лук и стрелы, он отправился ко двору. В таком облачении он, скорее походил на злобного духа, нежели на служителя Дхармы. Представ перед дворцом, он принялся исполнять неистовый ритуальный танец мага-колдуна. Когда же царь, заинтересовавшись, приблизился к нему на расстояние выстрела, Палдже Дордже тотчас же поразил его стрелой, вскочил в седло и помчался к реке. Переплыв реку и смыв сажу с себя и коня, он вывернул плащ и шляпу белой изнанкой кверху и превратился в белого мага – преследователи уже не могли обнаружить на другой стороне реки черного колдуна.
Большинство видов Цама включают, так называемые, танцы скелетов, среди которых можно выделить три основных класса. К первому классу относятся «защитники четырех кладбищ». Эти скелеты принадлежат к божествам высокого ранга и потому украшены короной с тремя или пятью миниатюрными черепами. К их маске, которая является увеличенной копией человеческого черепа, крепится пара вееров радужных цветов. Эти веера тибетцы называют «украшения защитников кладбищ». Монголы же называют их «бабочками» и так же именуют танцоров, исполняющих этот вид танца. Они одеты в белые обтягивающие костюмы с прорисованным на них скелетом и набедренные повязки из шкуры тигра.
Танцоры, исполняющие второй вид «танца скелетов», так же носят маску с изображением черепа, но без радужных украшений. Их костюм состоит из обтягивающих белых брюк с желтыми, красными и зелеными заплатками и свободной белой рубашки. Несмотря на свой зловещий облик, скелеты относятся к мирным божествам, приносящим счастье и богатство.
Скелеты третьего типа держат в руках белую палку длиной в полтора метра с нанесенной на нее красной спиралью. Назначение этих палок – отгонять ими от приготовленного из теста «сора-торма» как реальных ворон, так и ворону-маску, которая в ходе всей церемонии совершает неоднократные попытки похитить «сор». Имеют свою легенду и «живые скелеты». По легенде, пара божеств Чичипати когда-то были супругами, медитировавшими ночью на кладбище; там их застали разбойники, которые были голодны. Они стали срезать мясо с аскетов и поедать его. Когда же супруги окончили свою медитацию, они обнаружили, что от них остались одни скелеты. Преступники были наказаны, а Чичипати с тех пор – одни из покровителей суровых медитаций.
Центральным персонажем Цама является владыка ада, главный судья над душами умерших Эрлик (древнеуйгурский) или Яма (древнеиндийский). Это грозное божество выступает в трёх качествах: властитель трёх миров, самостоятельный распорядитель и личный палач. Согласно тибетским толкованиям, эти три свойства объясняются так. Во-первых, он повелевает всеми тремя мирами – подземным, надземным и небесным; если душа умершего скроется, боясь наказания, из одного мира в другой, то она всё равно не избежит наказания владыки смерти, так как он властвует во всех мирах. Во-вторых, если бы владыка смерти вместо себя посылал чиновников, посланцев и т.п., то можно было бы откупиться от них или избавиться от наказания посредством взяток, но он приходит сам. И, в-третьих, если бы владыка смерти вместо себя послал для совершения наказания кого-то другого, то, опять же, можно было бы упросить их или силою избавиться от наказания. Но он, не посылает других, а приходит сам и совершает всё наказание своею властью и силою, поэтому избежать его очень трудно.
Персонаж выходил на сценическую площадку в сопровождении спутников при особо резкой и зловеще звучащей музыке. Ряженные делали огромные прыжки, поворачивались на одной ноге, наклонялись и проводили по воздуху руками, как бы уничтожая эти движением врагов веры во всех трёх мировых сферах.
Тибетская легенда о Яме повествует об отшельнике, который провел пятьдесят лет в медитации для достижения нирваны. Когда ему осталось медитировать лишь один час до цели, то в его пещеру вломились разбойники, неся с собой украденную тушу быка. Они решили убить аскета, чтобы он их не выдал, и, хотя тот умолял пощадить его, ибо ему остался лишь один час до ухода в нирвану, они отрубили ему голову. Тотчас он принял облик гневного божества, приставил бычью голову к своей шее, разорвал разбойников на части, выпил их кровь и, будучи не в силах унять свою ярость, принялся уничтожать жителей Тибета. Положить предел этому истреблению смог лишь Манджушри, принявший форму Ямантаки. Будучи побежденным им, Яма принес обет верности буддизму и стал защитником Учения.
Среди персонажей Цама оченьсильное впечатление производит маска док-шита Чжамсарана. Она красного цвета, представляет собой искусную инкрустацию из коралловых бус различного размера и красного бисера. Маска трехглазая, имеет четыре клыка, торчащие из раскрытого рта. Выражение яростное. Исполнитель держит в одной руке меч, в другой – окровавленное сердце врага веры. Пляска этого божества – медленная торжественная поступь грозной силы. Вместе с Чжамсараном танцуют восемь маленьких его спутников – «дитокчжад» в красных масках и одеждах. Их обычно исполняют дети-послушники (ху-бараки).
Одна из многочисленных легенд о Чжамсаране повествует о двух братьях, старший из которых был приверженцем Учения, а младший – нет. На все уговоры старшего младший отвечал отказом, но, в конце концов, сказал, что если его брат станет буддой, то он станет защитником веры. Спустя многие перерождения старший стал Шакьямуни, а младший родился у демонов из красного кораллового яйца, которое Шива (по другой версии – Хаягрива) разбил своим трезубцем. Бог родился в полном доспехе и при оружии. Шива спросил его, кто он такой, и он назвал себя воплощением речи Ямантаки.
Тибетцы верят, что молитвы к Чжамсарану уничтожают врагов, препятствия на Пути и защищают от страха и опасности. В поднятой правой руке он держит меч, рукоятью которому служит скорпион; в левой – легкие и сердце врага веры, под мышкой – бунчук с трезубцем, лук и стрелу. С плеч свисает ожерелье из отрубленных человеческих голов. Он попирает ногами человека и зеленую лошадь. Черты его лица искажены гневом, три его глаза пылают ненавистью ко всем врагам Учения. Чжамсарана обычно сопровождают восемь краснотелых демонов смерти, терзающих грешников. На некоторых картинах эта свита вырастает многократно, превращая Чжамсарана во владыку мира смерти. За его спиной в этом случае вырастает дворец, сделанный из человеческих костей.
После пляски Чжамсарана, как разрядка, следовала комедийная интермедия Сагаан Убугууна (Белого Старика). Его появление вызывает всеобщий смех – он пытается заснуть посреди танцующих, выпрашивает табак у зрителей и раздаёт сладости детям. Белый старик вносит в Цам оживление, смешит зрителей, исполняя пантомиму просыпающегося от сна старца, расправляет бороду, усы, потягивается, пугается громкой музыки. Долго и безуспешно пытается встать на ноги. Наконец, это ему удается. Радуясь, Сагаан Убугуун начинает тихонько приплясывать, постепенно расходится, пляшет до изнеможения, падает. Иногда Белый Старик, сокрушаясь, что совсем одинок, похищал у Хашин Хана одного или двух его мальчиков, страшно радовался, что обрел наследников, забавлял их и, разыгравшись, по слепоте своей вроде бы не мог найти, спрятавшихся от него детей. Или начинал какую-либо другую сценку. Запас интермедий у него был большой. Белый старец или Цаган Эбуген – покровитель всех живых существ, глава духов земли и воды. Согласно народным преданиям, в прошлом он был одним из больших шаманов, прожившим праведную жизнь и в дальнейшем канонизированным в буддизме.
Маска Чойджала была самой большой из всех масок мистерии и изображала рогатую синего цвета голову быка с открытой пастью и оскаленными зубами, с тремя глазами - видящими прошлое, настоящее и будущее, с загнутым вверх кончиком носа. Её украшали по верхнему краю пять золотых черепов. На концах рогов имелись металлические пластины в виде языков пламени. Ритуальная одежда Чойджала была синего цвета, с вышитыми драконами. Поверх неё надевалось ожерелье из черепов, она украшалась колокольчиками. Его атрибуты «зеркало кармы», книга судеб, весы. В правой руке Чойджал держал жезл, в виде скелета, которым он помахивал, отгоняя злых духов, в левой – аркан с кольцом и железным крюком для улавливания грешных душ, для укрощения вредоносной силы непокорных нечестивых духов.
Очень интересно и захватывающе выглядит танец-битва масок (персонажей) быка и оленя. Танцевальные партии этих масок сочетали в себе одновременно выразительную пантомиму с пляской. Вы только представьте себе. Под быстрый темп музыки бык и олень исполняют динамичный танец, затем приостанавливаются, враждебно смотрят друг на друга и проделывают ряд неприязненных угрожающих движений. С наклоненными головами, яростно потрясая рогами, они готовы броситься один на другого, но, подошедшая маска «хохи-мая» не допускает битвы. Они, сдерживая ярость, топчутся на месте и, услыхав учащенный темп музыки, начинают стремительный танец на внутреннем круге. Этот танец вызывает бурный восторг у зрителей и особенно у детей.
Один за другим добавляются еще духи – защитники и покровители. Синхронно поворачивающиеся, крутящиеся и размахивающие платками, они производят завораживающее своей простотой и эпичностью воздействие. Темп музыки убыстряется, добавляются инструменты, мелодия становится сложнее, тарелки отбивают четкий ритм.
Дух в черной маске символизирует активную гневную мудрость, подчиняющую врагов Дхармы. На ногах у него местная обувь, носимая до сих пор, а все облачение представляет из себя минимальную модификацию традиционного костюма богатого аристократа.
Все персонажи, участники Цама, танцуя под музыку, в такт ей произносят про себя, а некоторые, как например, чамбон в ночном обряде, громко поют тексты заклинаний (тарни, мантры) и именно эти таинственные формулы, связанные с танцевальными движениями, составляли вместе нечто энергетически целостное, завершенное и направленное, типа динамической медитации.
«Маски» выходят на круг либо по одному, либо попарно, или группами. Протанцевав и выполнив пантомиму, они удаляются в храм или остаются на площадке сбоку, не мешая другим участникам. Все персонажи пляшут по своему, каждый выполняя свои, определенные функции. Каждое движение ног, положение пальцев и кистей рук (мудра), предметы, которые держали в руках разные божества, порядок танцев и пантомимы – все изначально расписано. Сами маски и костюмы мистерии многокрасочные, яркие, выполненные с большим искусством, несут весьма непростую информацию (ведь почти у каждого персонажа была своя легенда появления его в буддийском пантеоне). Для всех присутствующих зрелище поразительное. Танцы проходят под монастырскую музыку из барабанов, труб, больших и малых, медных тарелок и колокольчиков. Музыка для каждого божества была особенной. Поэтому, очень важная роль в Цаме отводится музыкантам, которые аккомпанируют танцующим монахам. На особо важных церемониях может быть привлечено до ста монахов-музыкантов, облаченных в обычные монашеские одеяния. В Цаме используются практически все инструменты, которые звучат в обычных храмовых ритуалах: длинные двух-трехметровые металлические трубы ухэр-буреэ, поддерживаемые людьми спереди и сзади, ганлин, отдельные части которого изготовлялись из берцовой кости человека, раковины, большие барабаны, цан – медные тарелки, хэнгэриг – вид колокольчика, бишхуур – деревянный духовой инструмент, близкий гобою, цимбалы всевозможных видов, создающие ритмический рисунок для танца. Музыканты выходят на сцену через главные ворота храма. Они торжественно проходят к месту, отведенному для них на время церемонии, сопровождая свое движение игрой на инструментах. Иногда они несколько раз обходят сцену по часовой стрелке, выполняя при этом ритуальные танцевальные движения, и только после этого занимают свои места.
После танца – демонстрации мощи всех духов выходит распорядитель праздника и повязывает каждому духу на шею хадак, ритуальный шелковый шарф, использующийся для поднесения на нем даров и просьбы о благословении ламы, украшения алтаря и хранения в нем священных предметов, подношения как дара духу-хранителю местности. Духи почтены и приняли обязательства охранять Дхарму и помогать ее практикам.
Но наш рассказ не будет полным, если мы не расскажем об одном из основных ритуалов, обращенных к дхармапалам и подвластным им сонмам духов. Этим ритуалом является чод («отрезание», «уничтожение») – символическое принесение человеком своего тела в жертву. Цель этого обряда – добиться осознания того, что твое тело, столь любимое тобой, на самом деле никакой ценности не представляет, ибо оно и есть главный источник привязанности к жизни, а Будда учил, что привязанность – причина страдания и преграда на пути к Просветлению.
Обряд чод проводится человеком в одиночестве, ночью, в таком месте, о котором идет страшная молва, часто – на кладбище. Аскет, решившийся на этот обряд, созывает кровожадных демонов на пир. Произнося слова призыва, он кружится в бешеном танце, бьет в барабан, трубит в трубу, сделанную из человеческой берцовой кости. Наконец, когда духи собираются вокруг него, он предлагает им угощение, говоря: «Как я брал у различных существ их тело себе в пищу, так теперь я отдаю вам свою плоть». При этом аскету действительно представляется, что демоны пожирают его тело. Для монахов более высоких ступеней посвящения чод – это не ночные пляски на кладбище, а безмолвная неподвижная медитация, в которой человек проходит те же испытания в своем сознании.
На тех праздниках, на которых побывала группа нашего фототура, тоже проводился ритуал чод. Вошедшие в транс оракулы на глазах у изумленной публики наносили себе раны ножами, мечами, и другими всевозможными колюще-режущими предметами. Раны были настоящими и кровь из них текла настоящая. Но, самое удивительное было на следующий день. Потому что, от их кровоточащих накануне ран не осталось и следа. Нам, фотографам, разрешали снимать танец, но делать фотоснимки оракулов – это табу. И этот строжайший запрет распространялся не только на нас «иноземныхх» фотографов, но и на тибетцев - в одинаковой степени. Так что, каким бы привлекательным, театрализованным зрелищем, с особым магнетизмом, заложенным в основе этого древнего магического обряда, не представлялись танцы гневных буддийских божеств – Цам, все же, они до сегодняшнего дня остаются загадочными, ритуальными мистериями мощнйшим сакральным ритуалом.