Йозеф Куделка и Франк Ховард Интервью

Frank Horvat and Josef Koudelka.

Первое интервью, январь 1987

Франк Хорвард (Frank Horvat): — Ты спрашиваешь, хорошо ли я использовал свое фотографическое видение. Думаю, что я использовал его слишком мало. Такие фотографы, как Анри (Henri Cartier-Bresson), всегда носят камеру с собой, смотрят и наблюдают постоянно. А я не знаю, как это делать. Прямо сейчас, например, я не смотрю, моя голова занята словами.

Йозеф Куделка (Josef Koudelka): — Что ты подразумевашь, когда говоришь — «Я не смотрю»?

Франк Хорвард: — Я не смотрю с идеей сделать фотографию.

Йозеф Куделка: — А как ты смотришь?

Франк Хорвард: — Я вижу только то, что мне интересно. Только то, что я хочу видеть.

Йозеф Куделка: — Но ты же видишь то, что ты хочешь видеть, то есть ты смотришь. И выбираешь…

Франк Хорвард: — Мне кажется, что, чтобы видеть «фотографически», я должен заранее подготовиться. Возможно даже в течение долгого времени. Например, мне было бы сложно сделать фотографии Парижа, вот прямо выйдя отсюда. Чтобы увидеть, что снимать, я должен был бы уехать в другой город, например в Нью-Йорк, пожить в одиночестве в гостиничном номере, ходить по улицам сначала без камеры. И постепенно я начал бы видеть. Так же я не знаю, как, например, сделать портрет женщины от бедра. Я должен был бы думать о ней, чтобы вообразить ее. Она должна была бы подготовиться или быть подготовленной с чьей-то помощью. И даже тогда, когда в конечном счете мы бы встретились, все трое — она, я и моя камера, я бы не чувствовал себя готовым. Мне бы потребовалось два или три часа, чтобы понять ее, постепенно, через видоискатель.

Йозеф Куделка: — Возможно, потому что ты хочешь понять. Я же не пытаюсь понять.

Для меня удовольствие фотосъемки состоит в том, чтобы проснуться, выйти и смотреть. На все. Я не говорю себе — «Ты должен смотреть на это или это». Я смотрю на все и пытаюсь найти то, что интересует меня, потому что, когда отправляюсь снимать, я еще не знаю, что заинтересует меня. Иногда я фотографирую вещи, которые другие сочли бы глупым, но с которыми я могу играть. Анри (Henri Cartier-Bresson) тоже говорит, что прежде чем встретить человека, или видеть страну, он должен подготовиться. У меня не так, я пытаюсь реагировать на происходящее. Впоследствии я могу возвратиться к тому что меня заинтересовало, возможно, я буду возвращаться туда каждый год, десять лет подряд. Понимание придет в конце работы. Придет понимание и тема будет закончена.

Франк Хорвард: — Предполагаю, что ты готовишься к выходу на съемку, что когда ты находишь то, что тебя интересует, твоя фотография, в некотором смысле, уже существует. Как будто ты настроил то место, в котором она будет сделана.

Йозеф Куделка: — А что такое «моя фотография»?

Франк Хорвард: — Твои фотографии часто узнаваемы, у них есть что-то общее. Возможно, пространство между объектами и напряженные отношения в пределах того пространства.

Йозеф Куделка: — Я не знаю. Но я прервал тебя, ты ведь говорил о себе.

Франк Хорвард: — Понимаешь, возможно, я хорошо использовал свое фотографическое видение, но боюсь, я не очень хорошо использовал свое время?

Йозеф Куделка: — Этот вопрос занимает и меня. Думаю, что наше время, это не только наше видение.

Франк Хорвард: — Смотри, я познакомился с тобой лично около часа назад, хотя хорошо знаком с твоими фотографиями, и помню, что мне рассказывали о тебе. Если бы мне пришлось сформулировать свое мнение о тебе в одном единственном предложении, я сказал бы - «Он живет в спальном мешке». В этой фразе я попытался бы резюмировать твой способ использовать свое время, которое отличается от моего, и, вероятно, твой способ более эффективный. Не то чтобы я неудовлетворен своей собственной жизнью. Но я знаю, что слишком часто делал вещи, которые в действительности не интересовали меня, отвлекали от того, что было мне по-настоящему интересно, от того, что было моей реальной целью, был вынужден отвечать на идеи или желания других. Я полагаю, что, если бы мне представилось вновь пережить какие-то моменты своей жизни, я выбрал бы те, когда я фотографировал исключительно для себя на улицах Нью-Йорка или в Индии. Или даже несколько моментов в студии, делая портреты.

Йозеф Куделка: — Лично мне повезло, я всегда делал то, что хотел, и никогда не работал на других. Возможно, это — глупый принцип, но идея, что никто не может меня купить, очень важна для меня. Я отказываюсь от контрактных обязательств даже в тех проектах, которые я все равно рализую в любом случае. То же самое и с моими книгами. Когда моя первая книга о цыганах вышла в свет, мне было трудно смириться с мыслью, что я больше не могу выбрать людей, которым покажу свои фотографии - любой мог купить их.

Франк Хорвард: — Каковы твои ориентиры — я имею в виду в литературе, в живописи, в музыке?

Йозеф Куделка: — Есть несколько вещей, которые я очень люблю, но не занимаюсь ими. Я всегда любил музыку и хотел бы слушать ее больше, но у меня нет возможности из-за нехватки времени и места. Когда я был ребенком, то много читал, затем меньше и почти ничего не читаю после того, как уехал из Чехословакии — все по той же самой причине, потому что у меня нет моего собственного места. Когда я путешествую, то порой не знаю, где я засну, не думаю о месте, где лягу, до момента пока не раскатаю свой спальный мешок. Это — правило, что я установил для себя. Я сказал себе, что должен быть в состоянии спать где угодно, так как сон важен. Летом я часто сплю на открытом воздухе. Я прекращаю работать, когда нет больше света, и начинаю снова рано утром. Я не считаю это жертвой, жертвой было бы жить иначе. Что касается моих ориентиров — я не знаю, какими они могли бы быть.

Франк Хорвард: — Что в мире кажется важным для тебя?

Йозеф Куделка: — Ответы на вопросы о мире являются трудными для меня. Я подозреваю слова. Я живу в системе, где у слов нет никакой ценности. Я привык не очень слушать то, что говорят люди. Или, скорее, я слушаю их, но для меня не так важно, что они говорят, важно, что они делают. Когда кто-то объявляет: «Я — коммунист» (или социалист, или анархист), это ничего не значит для меня. Значения имеют только дела.

Франк Хорвард: — Что еще имеет значение для тебя? Действительно ли важно, чтобы твои фотографии были сохранены после смерти?

Йозеф Куделка: - То, что мои фотографии когда-нибудь будут изданы, никогда не было для меня важным. Важно то, что я их сделал. Были периоды, когда у меня не было денег, и если бы кто-то пришел бы ко мне и сказал: «Вот деньги, ты можешь идти и снимать свою фотографию, но с условием — ты не должен ее никому показывать». Я принял бы такое предложение сразу же. С другой стороны, если бы кто-то пришел ко мне и сказал: «Вот деньги, чтобы ты мог снимать ту фотографию, которую тебе хочется, но после твоей смерти все, что ты снял, должно быть уничтожено», я бы отказался. Ты понимаешь меня?

Франк Хорвард: - То есть главное для тебя, что фотографии существуют?

Йозеф Куделка: — Абсолютно верно. Важно не то, чтобы фотографии были изданы или что-бы люди восхищались мной. Быть известным не обязательно приятно. Мне не нравится чувствовать себя центром внимания. Я часто приезжаю на рынок лошадей, это на севере Англии, где знаю примерно всех. Когда они видят меня, спрашивают: «Ваша книга, когда она выходит? Я, наверное, ее не увижу, я умру к тому времени». И это, скорее всего, правда, некоторые уже мертвы. Но я могу принести сыну фотографию его отца, когда он еще не был стар. Фотографии лишь подтверждают, что работа была проделана. Кроме того, я не тот, кому очень нравятся его собственные фотографии.

Франк Хорвард: — Мне рассказывали, что ты вешаешь фотографии на стену, чтобы видеть их постоянно, чтобы понять, сможешь ли ты жить с ними?

Йозеф Куделка: — Я так делал, когда жил в Чехословакии, и я делал бы это снова, если бы у меня был дом. Тогда я жил все время с фотографиями цыган. Если вы постоянно живете с вещью, смотрите на нее, вы или устаете от нее, или возникает уверенность, что она удовлетворяет вас. Для меня хорошая фотография та, с которой я могу жить. Это походит на проживание с хорошей музыкой или хорошим человеком.

Франк Хорвард:— Возможно, потому, что фотография является сущностью времени. Я часто думаю, то, что мы показываем, является в большей степени пунктом времени, чем окном в пространство.

Йозеф Куделка: — Философские аспекты фотографии меня не интересуют. Что интересует меня, так это пределы. Я всегда фотографирую тех же самых людей, те же самые ситуации, потому, что я хочу знать пределы тех людей, тех ситуаций и также свои собственные пределы. Не очень-то и важно, сделал ли я фотографию с первого раза, с пятого или десятого.

Франк Хорвард: — Я знаю, что когда ты фотографировал цыган, то часто возвращался к тем же самым местам, к домам тех же самых семей.

Йозеф Куделка: — У меня был определенный кругооборот, где я находил тот же самый тип ситуации снова и снова. Это-то, что я все еще пытаюсь сделать, но теперь это стало более сложным. У меня нет ни автомобиля, ни даже водительских прав, хотя я надеюсь получить их. Если работать так, как это делаю я, проблемы со здоровьем могут стать ограничением. Несколько лет назад я страдал от болей в пояснице, и доктор сказал мне: «Это следствие вашего образа жизни». Я вылечился и слежу за своим здоровьем, но знаю, что придет время, когда я больше не смогу жить так, как я жил раньше. Когда мне было тридцать лет, я говорил себе, что в сорок лет фотограф закончен. Возможно, это было только для того, чтобы заставить себя использовать свое время в своих интересах. Теперь мне почти пятьдесят лет. И я все еще делаю некоторые хорошие фотографии, и надеюсь, что это продолжится. Но я полагаю, что действительно творческие периоды — те, когда вы живете активно. Если вы теряете активность, вы теряете все.

Франк Хорвард: — Но действительно ли это — вопрос возраста? Портреты женщин, что я сделал в прошлые годы, являются, возможно, проектом, в который я вложил максимум энергии.

Йозеф Куделка: — У меня есть немного портретов, которыми я действительно восхищаюсь. Однажды произошла забавная вещь. Я был недалеко от Рима с паломничеством цыган из Югославии, организованной католическими священниками. Не конкретными священниками, а непрофессиональными добровольцами, они зарабатывали на жизнь и были хорошими людьми. В разговоре со мной они узнали, что я был автором книги о цыганах. Они сказали мне, что у них была такая книга и что они выдергивали из нее страницы, чтобы развесить их на стенах лачуги, которую они использовали для часовни. И под каждой фотографией цыгане написали имя кого то, кого они знали.

Франк Хорвард: — Они знали тех людей, которых ты сфотографировал?

Йозеф Куделка: — Нет, они знали других, тех, кто напоминал изображенных на фотографиях. «Мы знаем вас очень хорошо», сказали они мне, — «мы называем Вас Iconar». Это напомнило то, о чем я сказал Анри (Henri Cartier-Bresson), когда мы с ним встретились в первый раз, и что его здорово рассмешило. Я тогда представился не фотографом, а коллекционером фотографий.

Франк Хорвард: — В чем причина того, что ты снова и снова возвращаешься в те же самые места?

Йозеф Куделка: — Причина в том, что вначале фотографировать легче. Это походит на игру в дартс, вначале вы можете бросать стрелки куда угодно, и их размещение будет хорошим. Если вы нашли правильное место, то какие-то фотографии у вас получатся, но как только вы начинаете строить что то, вы поймете, что определенные части отсутствуют.

Франк Хорвард: — Ты возвращаешься в те же самые места с идеей закончить проект, некоторые части которого все еще отсутствуют?

Йозеф Куделка: — У меня есть только общее представление о том, что это может быть. Но поскольку я не могу побывать везде, ограничиваю себя несколькими странами в Европе, которые чувствую, в которых могу работать моим способом: это Испания, Ирландия, Италия, Греция. Я часто возвращаюсь туда, и надеюсь продолжить возвращаться, пока я не буду чувствовать уверенность того, что достиг пределов моих возможностей. Но я не говорил бы об этом, как о проектах.

Франк Хорвард: — Эта работа настолько же важна, как то, что ты сделал в Чехословакии?

Йозеф Куделка: — Я не знаю, что важно для людей, которые смотрят на мои фотографии. Для меня важно то, что я должен сделать. Я работаю постоянно, но есть только несколько из моих фотографий, которые считаю действительно хорошим. Я даже не уверен, что я — действительно хороший фотограф. Думаю, что любой, работающий так, как я, мог сделать то же самое. Моя цель не состоит в том, чтобы доказать свой талант. Я фотографирую почти каждый день, кроме тех случаев, когда слишком холодно для того, чтобы передвигаться тем способом, которым я это делаю, — это зимнее время. Иногда у меня получаются неплохие фотографии, иногда не очень, но я думаю, в конечном счете что-то выйдет из того что я делаю. Я не волнуюсь об этом. Я делаю фотографии своей собственной жизни, такие как в начале маленькой книги в мягкой обложке: из своих ног, своих часов. Когда я устал, то ложусь, и если испытываю желание фотографировать, и нет никого вокруг меня, я фотографирую свои ноги. Это не какие-то большие фотографии — и некоторым людям они не нравятся. Я фотографирую места, где я сплю, интерьеры, где я провожу какое-то время. Это такое мое правило — такие вещи имеют свойство забываться. Возможно, однажды я сделаю книгу только из этих фотографий. Некоторых людей, которые знают меня только как фотографа цыган и не хотят признать любой другой моей ипостаси, эти фотографии могут расстроить. Но я не забочусь о том, что подумают люди, не пытаюсь изменить людей, изменить мир.

Второе интервью, март 1987

Франк Хорвард: — Ты сказал, что не очень доволен нашим первым интервью. Я перечитал текст, перечитал свои предыдущие интервью с другими фотографами и понял, что в ходе этих встреч я частично терял из виду свою начальную цель — я должен был говорить о фотографии, а не о фотографах. Тем не менее я хотел бы начать с личного комментария. Я знаю несколько человек, которые считаю тебя своей совестью. Я знаю, что ты не пытаешься играть роль гуру, но именно твоё серъзное отношение к собственной личности заставляет других людей быть менее снисходительными к себе.

Йозеф Куделка: — Ты говоришь, что я — совесть. Это — последнее, чем я хотел бы быть. Получается, будто бы я сужу других, как бы считаю себя выше. Мне всего лишь сопутствовала удача. Вначале я был аэронавигационным инженером и мог заниматься фотографией без необходимости получать за это деньги. Мне везло и позже, я имел возможность снимать в течение восемнадцати лет без необходимости принимать коммерческие предложения. Но это не причина того, чтобы другие люди чувствовали ошибочность своего пути, потому что мой способ делать фотографию является одним из многих — и, возможно, не лучшим.

Франк Хорвард: — Ты как-то говорил, что некоторые книги, вышедшие в прошлом году, не совсем тебе понравились. Ты смог бы объяснить, почему?

Йозеф Куделка: — Сомневаюсь, что это нужно. Если я неудовлетворен — это просто потому, что хороших фотографий мало. Хорошая фотография — чудо.

Франк Хорвард: — Может быть, легче объяснить, почему фотография не настолько хороша, чем объяснить, почему это хорошо?

Йозеф Куделка: — Ну, а что если почти все фотографии плохи? Ты создаешь фотографии совсем не так, как я, тебе нравится управлять. В моем случае все зависит от того, что происходит, я должен найти ситуацию, которая интересует меня. Именно поэтому я продолжаю возвращаться к тем же самым местам. Но часто то, что я ожидаю, не происходит, или это происходит без моей возможности сделать хорошую фотографию.

Франк Хорвард: — А что ты подразумеваешь под «хорошей фотографией»?

Йозеф Куделка: — «Хорошая фотография» — когда ситуация в ее максимуме и когда сам я — в своем максимуме. Может случиться так, что этот пик достигается в первый раз, случайно, и что возвращаясь в то место еще десять раз, более чем десять лет, у меня не получится лучше, чем получилось в первый раз. Но в поиске того максимума, я нахожу что-то еще, что не мог себе представить. Именно этот поиск побуждает меня идти дальше. Но я не могу продать журналу этот способ работы, было бы странно ожидать, что они пошлют меня десять раз в какой-нибудь город и обрадуются, когда я возвращусь с некой фотографией, которая не имеет никакого отношения к этому городу!

Франк Хорвард: — Действительно ли «Пражская весна» была твоим максимумом? Конечно, это было событие, к которому ты не мог подготовиться, и у него не было шансов повториться вновь.

Йозеф Куделка: — Это был максимум моей жизни. Через десять дней все, что могло произойти в моей жизни, действительно произошло. Я был в своем собственном максимуме и ситуации в ее максимуме. Это, возможно, было причиной, почему я «отработал» ее лучше, чем все те профессиональные репортеры, которые приехали со всех континентов. Я ведь не был фотожурналистом. Те, кто хорошо знали меня, сказали бы, что я мог преуспеть в любом виде фотографии, кроме репортажа.

ФранкХорвард: — Ты тогда знал, что это был максимум? Говорил ли ты себе каждое утро: «Сейчас мой максимум и я буду работать, даже если это будет стоить мне жизни?»

Йозеф Куделка: — Я не думал об опасности. Позже некоторые люди, которые видели меня перед танками, говорили, что считали меня погибшим. Но я никогда не думал об этом. При том, что в обычной жизни я совсем не храбрец.

Франк Хорвард: — Я ошибался, говоря, что ты не был подготовлен. Работа, которую ты провел в течение десяти предыдущих лет, была своего рода подготовкой. Без неё ты бы не был в состоянии сфотографировать «Пражскую весну» так, как ты это сделал.

Йозеф Куделка: — Конечно, нет. Но я не соглашусь с тем, что иногда пишут обо мне, я повторюсь, но меня не очень заботит, что обо мне думают, поскольку я достаточно хорошо знаю, кто я, и отказываюсь быть рабом их идей. Людям свойственно помещать своего ближнего в коробку своих представлений о нем и ожидать, что он там и останется навсегда.

Франк Хорвард: — Мне кажется важным то, что в течение тех дней ты точно знал, как снимать, потому что провел десять предыдущих лет, обучая свое видение.

Йозеф Куделка: — Я соглашаюсь с этим. Но я не собираюсь притворяться интеллектуалом или философом. Я только смотрю.

Франк Хорвард: — Твой жизненный взгляд и фотографии — это постоянный выбор «да» или «нет», нажимая или не нажимая на кнопку спуска, выбирая или не выбирая картинку из контактных отпечатков. Это похоже на двоичную систему компьютеров, только с большими «нет», чем «да». В течение десяти лет ты пропускал через фильтр «да» и «нет» все, что ты видел, все, что казалось тебе интересным, это дало возможность подготовиться к тому, чтобы в момент «Пражской весны», сфотографировать её не так, как другие. Притом, что событие было то же самое для всех.

Йозеф Куделка: — Другая причина состояла в том, что я не был сброшен с парашютом в Прагу, как остальные. Я был чехом, фотографировал в стране, на языке которой говорил, чьи проблемы были моими собственными проблемами. И я работал только для себя. Слишком часто люди с некоторым талантом идут туда, где есть немного денег, что бы заработать. Они начинают обменивать немного своего таланта на некоторое количество денег, затем немного больше, и наконец они больше ничего в себе не имеют. В Чехословакии у нас не было многих свобод, и особенно не было свободы делать деньги. Но это вынуждало нас выбирать профессии, которые мы действительно любили. Я всегда фотографировал с мыслью, что никто не будет интересоваться моими фотографиями, что никто не заплатит мне, что если я сделал что-то - это только для себя.

Франк Хорвард: — Я понимаю. Но для меня кажется самым важным то, что ты сказал о максимуме. Кто-то сделал несколько замечательных фотографий и пошел домой, ты же двигался и искал дальше. У тебя была какая-то определенная идея этого максимума?

Йозеф Куделка: — Максимум был в воздухе. Я знал, что все вещи, которые могли произойти в моей жизни, происходили. Была девушка, с которой я постоянно сталкивался. Сначала я с подозрением относился к ней, тогда я воображал шпионов КГБ всюду. Однажды девушка приблизилась ко мне, открыла сумку и сказала: «Я постоянно встречаю вас, вы, должно быть, не ели в течение трех дней». Я тут же влюбился в нее. Все, что могло произойти, действительно происходило. Я встретил всех людей, существование которых вообразил. Власть ситуации была настолько велика, что создала все эти возможности.

Франк Хорвард: — Да, но если бы ты не был подготовлен работой в предыдущие десять лет, то ситуация, возможно, принесла тебе, ту же самую интенсивность, тот же самый любовный роман, но не те же самые фотографии?

Йозеф Куделка: — Результат обусловлен моим способом работать. Разглядывая свои контакты, я печатаюне только хорошие фотографии, но и все те, которые кажутся мне неинтересными, печатаю даже испорченные фотографии. И я продолжаю смотреть на них, чтобы объединить как положительный, так и отрицательный опыт в свою систему. Теперь я могу фотографировать, почти не глядя в видоискатель, так же хорошо, как будто я смотрю в него. Я хочу дать выход моему подсознательному в сознательное. Когда я фотографирую, я не очень-то думаю. Если бы ты посмотрел на мои контакты, то наверняка задался бы вопросом: «Что делает этот парень?» Я постоянно работаю с контактами и отпечатками, я смотрю на них все время. Я полагаю, что результат этой работы остается во мне, и в момент фотографирования то, что накопилось выходит, без моего размышления об этом.

Франк Хорвард: — Как компьютерная программа. Ты проводишь много времени, готовя свою программу так, чтобы в нужный момент, в сложной ситуации, эта программа позволила тебе среагировать немедленно и правильно?

Йозеф Куделка: — Мне бы хотелось показать тебе своего рода каталог, то, что я сделал десять лет назад, когда классифицировал свои фотографии согласно их композиции. Если есть что-то, что вы любите и чем вы интересуетесь, и если кроме этого у вас есть некоторые способности и пусть небольшая энергия, этот способ сработает. Программа будет функционировать. Но, что важно, впоследствии вы должны все это бросить и продвигаться вперед. Было бы слишком легко позволить себе становиться рабом того, что вы построили, чтобы позволить результатам выходить автоматически. В какой-то момент нужно разрушить программу и начать новую на пустом месте.

Франк Хорвард: — Да. Когда я делал свое эссе по деревьям, то понял что, моя программа стала точной до такой степени, что, в конце концов, это стало ограничением, заставляя меня сделать те же самые фотографии много раз!

Йозеф Куделка: — Я не интересуюсь повторением. Я не хочу достигать точки, где я не знал бы, куда пойти дальше. Это хорошо - установить пределы для себя, чтобы уметь определить момент, когда мы должны разрушить то, что построили.

Франк Хорвард: — Я согласен, что мы должны менять программу, но, я полагаю, есть некоторые принципы, которые мы не должны затронуть.

Йозеф Куделка: — Какие принципы?

Франк Хорвард: — Если б я знал! Я и делаю эти интервью, чтобы узнать. Один принцип мог быть таким, чтобы всегда стремиться к максимуму, как ты говоришь. Я знаю фотографов, которые разочаровались в этом. Они делают хорошую работу, показывая, то что они хотят показывать, и что действительно является представлением некоторой действительности, но мне это кажется недостаточным.

Йозеф Куделка: — И почему ты думаешь люди бросают искать максимум?

Франк Хорвард: — Я знаю только один ответ, который пугает меня: потому что они не имеют в запасе достаточно жизненных сил.

Йозеф Куделка: — Меня это тоже пугает. Мы уже говорили об этом на нашей первой встрече, и я сказал тебе, что критический возраст фотографа наступает около сорока лет. Но это происходит со всеми нами.

Франк Хорвард: — С другой стороны, Тициан сделал некоторые из своих лучших картин в восемьдесят. И также Ренуар, Роден, Пикассо. Но в живописи, возможно, все несколько иначе…

Йозеф Куделка: — Возможно. Также верно, что Кертеш (Andre Kertesz) снимал красивые фотографии и в зрелые годы, — но они не были тем видом фотографии, о котором мы говорим, — о фотографии поиска ситуаций, а она требует определенной физической подготовки. Мне кажется, что в живописи есть меньше различий между шедевром и работой, которая в целом не является шедевром. Или, по крайней мере, меньше различий чем в фотографии, в живописи более важна техника.

Франк Хорвард: — Принимая во внимание, что фотография зависит от интенсивности момента, у меня вызывают восхищение такие люди, как Мункачи (Martin Munkasci), которые работали с камерами большого формата и которые позволяли им делать только одну фотографию в какой-то ситуации. У них не было возможности второй попытки.

Йозеф Куделка: — Возможно, ты прав. Но я — продукт другой эпохи. Если бы я не мог снимать большое количество фотографий, я не был бы тем фотографом, каким я являюсь. Однако, стоимость пленки часто становилась проблемой. Время от времени, чтобы экономить деньги, я должен был работать с остатками пленки от кино и даже покупать ворованную пленку. Когда в моей сумке остается только три неотснятых катушки, я начинаю паниковать.

Франк Хорвард: — Я понимаю. Иногда я снимаю по пятнадцать роликов за два часа, хотя это портрет в студии, но это не мешает мне чувствовать, что каждая съемка — уникальное, неповторимое событие.

Йозеф Куделка: — Когда я просыпаюсь утром и чувствую себя хорошо, то говорю себе: «Сегодня может быть последний день твоей жизни». Это — моя сущность. Но я продолжаю думать о том, что ты говорил, что я — совесть. Другие люди тоже говорили мне это. Люди намного моложе, чем я. Они говорят: «Я хотел бы работать так, как вы."

Франк Хорвард: — Только они не делают.

Йозеф Куделка: — Возможно, потому, что у них есть некоторое мифологизированное представление обо мне, которое не соответствует действительности. Когда я уехал из Чехословакии, то имел обыкновение жить на молоке, хлебе и картошке. Почему-то этот факт стал неотъемлемой частью моей известности. Так однажды в доме одних моих друзей в Голландии, которых я навещал, они ставят передо мной тарелку картошки, в то время как сами они угощаются аппетитным мясным блюдом. Знаешь, я не хочу быть рабом своей легенды!

Франк Хорвард: — Ты отказываешься быть рабом денег, рабом своей легенды…, являешься ли ты рабом хоть чего-то?

Йозеф Куделка: — Я — раб себя, своих мыслей, образа жизни. Я путешествую один, сплю на открытом воздухе. Даже когда я получаю ночлег в чьем-то автомобиле или доме, то ухожу от приютившего меня человека утром и возвращаюсь только вечером. Когда я переехал на Запад, я не говорил на местных языках, даже когда у меня были деньги, я не знал, как быть обслуженным в ресторане. Я все еще неспособен писать по-французски, я чувствую себя подобно рабочему-иммигранту. Я провел большую часть своего времени один, в итоге застреваю с определенными идеями, которые, возможно, не всегда соответствуют действительности. Я — раб этих идей.

Франк Хорвард: — Но разве ты не думаешь, что реальное рабство - то, которое мы сами себе выбираем? Быть рабом денег, как я, является до некоторой степени результатом моего выбора. Наше рабство может быть чем-то, что мы сами выбрали?

Йозеф Куделка: — Я родился таким. Это во мне от кого-то, кто был там, передо мной. Но в некотором смысле я хотел быть таким, какой я есть, и именно поэтому я не считаю свой образ жизни рабством. Кому-то, кто смотрит на меня извне, это может казаться рабством, но для меня это — свобода. Это не означает, что ничего не может измениться. Я теперь отец маленькой девочки и должен зарабатывать деньги как все остальные. Мне пятьдесят лет, а это время подведения итогов. Я сделал то, что хотел и теперь должен правильно использовать оставшееся время и силы. Смотри: во всех этих файлах хранятся мои контактные отпечатки — это не означает, что они содержат много хороших фотографий, а только то, что я проделал большую работу. Потребуются годы, чтобы действительно внимательно рассмотреть все это. Даже если я заболею или если мне придется остановиться по некоторой другой причине, есть много работы, которая должна быть сделана.

Авторский перевод Владимира Жарова 2010 год.