Андре Кертеш Andre Kertesz

И все же для миллионов его современников и потомков его имя так и осталось неизвестным и до конца неоткрытым, одним из многих, среди других, в пестрой истории фотографии века ушедшего, и не более. Так кто же он – известный-неизвестный Андре Кертеш? Откуда пришел и как становился этот величайший мастер фотографии, прозванный современниками «венгерским фото-Паганини»? Однозначно указать национальность Андре Кертеша не возьмет на себя смелость, наверное, ни один искусствовед или исследователь жизни и творчества фотографа. Отец – Липот Кертеш – еврей, мать – Эрнестина Хоффман – наполовину венгерка, наполовину цыганка.

Веселый, общительный и любознательный Банди, так называли друзья Андре Кертеша в детстве, находил общий язык со всеми своими сверстниками, не разделяя их по национальной принадлежности. Поэтому среди друзей у него было и много соседских детей-цыганчат, с которыми он проводил все свое свободное время. И, скорее всего, именно свободолюбивая кровь его далеких предков не давала ему усидеть на месте, и в дальнейшем гнала его в поисках лучшей жизни из страны в страну, из континента на континент. Но все это было гораздо позже, а 2 июля 1894 года в Будапеште в небогатой семье книготорговца Липота Кертеша родился мальчик, которого родители назвали Андором. Он был средним ребенком в семье, кроме него, у родителей было еще два сына: старший – Имре и младший – Юджин.

Более-менее безбедное существование семьи Кертешов прервалось в 1908 году. Именно в этом году от туберкулеза умирает глава семейства, Кертеш-старший. Заботу об их осиротевшей семье взял на себя дядя по материнской линии. Он приютил вдову с мальчиками в своем имении в местечке Жигетбекс на острове Чепель и, на протяжении долгого времени, помогал племянникам в получении образования.

Еще при жизни отца старший брат Андора Имре закончил Академию торговли и с 1907 года работал биржевым клерком на Фондовой Бирже. Желая лучшей жизни и своему среднему сыну, Липот Кертеш оплачивает обучение Андора в той же Академии Торговли еще до своей кончины. Но служба биржевым клерком на Будапештской Фондовой Бирже, куда он поступил, получив диплом по окончании Академии, абсолютно не прельщала восемнадцатилетнего Андора. В отличие от своего старшего брата его не интересует нудная и однообразная карьера финансиста.

Работа – стоящая, как убеждали в семье, но совешенно нежеланная, если не ненавистная, в его понимании. Мечущаяся и жаждущая творчества и свободы натура искала выхода.

Кто знает, что именно впервые привело юного Андорра в мансарду старого дома, имения его дяди, где они в это время проживали с мамой и братьями. Возможно Провидение, а, возможно, и Злой Рок. Возможно, это было желание спрятаться от непонимания родных и близких. А, возможно, было очередной попыткой наедине с самим собой понять, чего он, все-таки, хочет от жизни.

Но, что бы то ни было первопричиной его визита на чердак, именно там ему на глаза попадаются старые иллюстрированные журналы и открытки, и, перебирая их, разглядывая и соприкасаясь, юноша до глубины души поражается открывшейся ему красотой находки. Быть может, именно тогда он понял, что фотография, это тоже искусство. Потому, что она также как картины и музыка, является творением рук человеческих, несет в себе прекрасное и неповторимое, заставляет думать, сопереживать, восхищаться. Эту уверенность он пронес через всю свою жизнь и творчество, приобщая к своей вере коллег, последователей и все свое окружение. Кроме журналов и открыток, там же, на мансарде старого особняка, Андор находит полное руководство по фотографии, изучением которого он увлекся не менее, нежели самими иллюстрациями. И, скорее всего, именно тогда, на чердаке, он и решил связать свою жизнь с этим новым для себя и всего тогдашнего мира видом искусства – фотографией.

И, как ни странно, именно тут ненавистная работа биржекого клерка приносит ему пользу. На свою первую зарплату в 1913 году Андре покупает свой первый фотоаппарат ICA Bebe, и с одержимостью новообращенного все свободное время уделяет новому хобби – фотографии и фотосъемке. Именно покупкой камеры Андор Кертеш навсегда изменил свою судьбу. А первая подпись к самой первой фотографии, определит судьбу будущего великого фотографа, с нее начинает свой отсчет биография Великого Мастера Андре Кертеша. В дальнейшем он не оставил этой практики – подписывать фотоснимки, а подробные аннотации к фотоработам являлись отличительной чертой Кертеша.

Уже тогда, в далеком 1913 году, в своем дневнике, никому неизвестный мальчишка по прозвищу Банди, сделает такую запись: «отпечаток крохотный, но четкий, но, не смотря на это, я мог бы смотреть на него до бесконечности». Позже он всегда указывал, где и при каких условиях был сделан тот или иной снимок, делал краткие замечания и комментарии. Это помогло глубже понять и оценить творчество фотографа.
Совсем не легким и не простым было для молодого Кертеша восхождение на вершину славы фотографического искусства. Получить работу фотографа в то время в родном Будапеште, было на грани фантастики, и юноша постоянно пребывал в поисках работы. Семья, не скрывая, постоянно выражала ему свое недовольство. По их мнению, молодой человек просто бездельничал. Но для целеустремленного, увлеченного новым и интересным для него делом, Андора было невыносимо растрачивать себя на профессию, которая была ему неинтересной. Позже исследователи назовут этот Венгерский период непростым для фотографа.
Непонимание и неприятие семьей его страстного увлечения фотографией, безуспешные поиски работы по специальности, в угоду семейным традициям – все это находилось на одной чаше судьбоносных весов. На другую, он мог смело положить успешное участие в фото-конкурсах, знакомство с представителями венгерских художественных кругов, впитывание в себя культурных традиций.

Здесь следует отметить, что Венгрия в начале ХХ века вообще дала Европе целое созвездие известных личностей. Венгерские ученые изобрели голограмму и участвовали в создании первой водородной бомбы. Венгерские футболисты опрокинули веру в непобедимость Альбиона. И фотожурналистику открыли миру именно венгерские фотографы: Брассаи, певец парижских трущоб, идеолог Баухауса Ласло Мохоли-Наги, Мартин Мункачи, творец концепции фоторепортажа. И, конечно же, Андре Кертеш.

Благодаря близкому знакомству и дружбе со многими выдающимися людьми того времени у него произошло формирование собственного эстетического вкуса и неподвластных никому воззрений. Позже это будет сформулировано в лаконичном наставлении начинающим фотографам: «Упрощайте, упрощайте, упрощайте».
Но всех этих наставлений могло бы и не быть. Ведь еще неизвестно, какая именно из чаш в тот период перевесила бы. Семейные традиции были тогда очень сильны, да и работа на фондовой бирже, была предсмертной волей отца, которого Андор очень любил и уважал. Но, как раз, в это время Европу охватил пожар Первой мировой войны. И будучи молодым человеком призывного возраста, в возрасте двадцати лет Кертеш уходит на фронт солдатом австро-венгерской армии. Уже с фронта, он попросит младшего брата Юджина, выслать ему фотоаппарат. Снимки, сделанные в то время, молодой Андор называл «фотографическими дневниками войны». Он фотографирует своих однополчан – товарищей по оружию, сельских жителей, сельскую местность. Он снимал поля, «вспаханные» войной, опустевшие пашни, фигуры солдат и крестьян в ореоле зыбкого тумана.

В 1915 году его служба в действующей армии прерывается тяжелым ранением в ногу. Долгих 9 месяцев Кертеш проведет в госпитале. Но для полного выздоровления и скорейшей реабилитации ноги, врачи предписывают ему в течение последующих нескольких месяцев заниматься плаванием. В один из дней, у бассейна, Кертеш сфотографировал ныряющего в воду пловца. Эта фотография, датированная 1917 годом, стала его первым пробным, но вполне удачным и дальновидным шагом на пути к целому циклу под названием «дисторсия» (от лат. – искривление).
Но даже эти удачные снимки не могли прояснить будущее для самого Кертеша. Он все еще пребывал на жизненном распутье. Поэтому, по окончании войны, ничего другого ему не остается, как по настоянию родных, вернуться к прежней работе на ненавистную ему Фондовую Биржу в Будапеште. При этом, он, по прежнему, не может расстаться со своим увлечением, которое из простого хобби переросло в жизненную необходимость. Он, все так же, не разлучается со своей первой «Икой». И, с любовью снимает свой родной город, питая особую страсть к руинам, заброшенным зданиям, улицам, срифмованным тусклым светом фонарей – все ту же оголенность, которая так поразила во время войны.

Эти его работы были замечены и достойно оценены мастерами и профессионалами того времени. В 1922 Андор Кертеш получает грант от Венгерской Ассоциации Фотографов и отправляется на учебу в Париж. Понимая, что оставаясь в Будапеште, он не сможет расти и совершенствоваться как мастер, и какой-либо выдающейся карьеры фотожурналиста не достигнет, в 1925 он переезжает в Париж, как ему тогда казалось, насовсем. Этим переездом Кертеш подводит черту под своим Венгерским периодом творчества и первой главой своей творческой биографии.
Из ранних произведений того времени, в которую вошли вполне ясные по формулировке и элегантные по исполнению фотографии, им была составлена книга «Венгерские воспоминания», имевшая особое личностное значение. Въезжая в новый период своей жизни он взял с собой лишь неразлучную камеру и пастушью флейту, подаренную ему отцом еще в детстве. Именно эти два предмета никогда не покидали своего хозяина до самых последних дней жизни.
Перевернув очередную, исписанную страницу своей биографии, Кертеш бесстрашно окунается в жизнь с чистого листа. Так начинается новый период и жизни и творчества – Парижский.
В Париже к Кертешу приходит слава и новое имя. Венгерский Андор Кертес становится французским Андре Кертешом. Именно Париж приносит ему дружбу со многими художниками, писателями и кинорежиссерами авангарда. Молодой, но подающий надежды фотограф становится буквально фотолетописцем жизни парижской богемы 1920-х и 30-х годов. Прошло совсем немного времени и его снимки появляются в ведущих газетах Европы. Он сотрудничает с такими серьезными изданиями, как The Times, Frankfurter Illustrierte, Berliner Illustrierte, Nationale de Fiorenza, Sourire, UHU, Art et Medicine. Все больше и больше редакторов новых иллюстрированных журналов предлагают ему сотрудничество. Всевозрастающая слава приносит ему и неплохой доход. Первые заработки всего в 25 франков за снимок были забыты.
Новая жизнь и новый стиль работы нуждались и в техническом обновлении. Поскольку его журналистский стиль требовал моментальной реакции и оперативности, в 1928 он приобрел одну из первых «Леек». Тогдашнее чудо фототехники, легкая компактная «лейка» больше подходила Кертешу для осуществления сформулированной им самим задачи — «суметь увидеть в сотую долю секунды то, что обычные люди не замечают».

Его фотографии, сделанные 35-мм камерой, отличает выверенная композиция и акцентирование центрального персонажа или объекта («Слепой музыкант»). Среди близких парижских друзей, которые неоднократно оказывались перед объективом его фотокамеры, были всемирно известные люди – Пит Мондриан, Фернан Леже, Колетт, Марк Шагал, Вламинк, Александр Колдер, Сергей Эйзенштейн. В их портретах, как, впрочем, и во всех других портретах, сделанных Кертешем, с особой убедительностью явлены четкость графики, изыск ракурса, столь дорогие мастеру.
А, уже в 1927 году в небольшой авангардной галерее на Sacre du Printemps («Весна священная»), названной в честь дягилевского балета на музыку Стравинского, открывается его первая персональная выставка, где и были представлены портреты всех этих выдающихся людей. Та выставка была так же одной из первых персональных выставок в мире. При всем при этом она была очень тепло принята, как и фотографии Кертеша, показанные на следующий год на Первом независимом фотографическом салоне. После нее, с подачи модных и влиятельных критиков, Кертеш получает приглашение принять участие в крупном парижском фотосалоне. С этого момента его карьера стремительно поднимается вверх. Кертеш стал одним из ведущих сотрудников журнала «Вю» («Vu»), который начал выходить в 1928, и «Искусство и медицина» («Art et Medicine»), появившегося в 1930. Кроме того, он публиковался во многих других ведущих иллюстрированных журналах Европы.

В 1928 году Андре Кертеш встречает своего земляка Дьюлу Халас, больше известного под псевдонимом Брассай. Тот годом раньше и из тех же соображений, что и Андре, переехал в Париж. И, несмотря на то, что имел отличное художественное образование, работал журналистом, не понимая всей прелести фотографического снимка. Кертешу удастся сломать это предвзятое отношение земляка к фотографии, а после того как Брассай увидит отпечатки своих первых снимков ночного Парижа, он буквально влюбится в фотографию. Огромное влияние Андре Кертеш также оказал и на Анри Картье-Брессона, на одного из самых известных в мире фотографов ХХ века.

«Что бы мы ни делали, он всегда будет первым!» — воскликнул Картье-Брессон, увидав «Вилку» (1928) — созданный Кертешем концептуальный шедевр. На фото металлическая вилка «отдыхает» на краю белого фарфорового блюдца. А четкая тень удваивает предмет, придавая ему совершенство геометрической абстракции. Невозможно с точностью объяснить воздействие этого снимка. Он реалистичен, предельно прост, в своей первозданности и одновременно непостижим.
В это время не только в творчестве фотографа происходили изменения. Изменения претерпела и его личная жизнь. В конце 20-х годов Андре Кертеш тайком от семьи и друзей женится на Розе Клейн, которая занималась портретной съемкой. Но их брак, к счастью, или, к сожалению, продлился не долго, и вскоре был расторгнут. Впоследствии, на протяжении всей своей жизни, Кертеш никогда о нем не будет вспоминать, в отличии, от своего второго брака.
В 1930 году, по семейным обстоятельствам, Кертешу на некоторое время необходимо было вернуться домой, в Будапешт. Там он встретит любовь всей своей жизни Элизабет Сали, с которой вместе и возвратится в Париж. Родные не приветствовали этого союза. И семья Кертеша и семья Элизабет были категорически против их брака, но это не стало для молодых помехой. 17 июля 1933 года, в Париже они зарегистрируют свои отношения, и уже до конца жизни не расстанутся.
Но не только бракосочетанием был ознаменован этот год для Кертеша. Во многом другом 1933 год был также важным и насыщенным для фотографа. Трагические и триумфальные события туго сплелись в один клубок. Смерть матери – Эрнестины Хоффман. Съемка двух фотосерий – «Франкфурт» и «Берлин» для двух одноименных журналов. В этом же году выйдет из печати его первая книга – «Enfants» (дети), посвященная его семье. Все в том же 1933 он снимет легендарную серию ню «Искажения», а в 1934 выпустит альбом «Париж глазами Андре Кертеша».

После всех этих публикаций и работ, его признают всемирно известным мастером фотографии. Его по очереди ангажируют "Vogue ", "Harper's Bazaar ", "Look " и др. Коллекции музеев актуального искусства пополняются его работами. Стиль его работ, ставший характерным для Парижского периода творчества, в последствии, переняли многие репортеры. Кертешем, в очередной раз, была разработана собственная техника предварительного построения композиции. Она заключалось в том, чтобы заранее выбрать место в кадре, где должен был появиться нужный объект, и в тот момент, когда он там оказывался, фотограф нажимал на спуск.

«Я не подстраиваюсь и не просчитываю, я наблюдаю какую-то сцену и знаю, что в ней и есть совершенство, даже если мне следует отойти, чтобы получить нужный свет. В моей работе доминирует мгновение. Я снимаю так, как ощущаю. Каждый может смотреть, но не каждый умеет видеть» – Андре Кертеш.

Женитьба, принесшая так много изменений в жизнь Андре, неумолимо изменяет и его самого. После женитьбы Кертеш большую часть времени уделяет своей семье и жене. И все меньше и меньше проводит его с друзьями. Практически на нет сходят все его посещения творческого бомонда. Ему становится тесно уже и в Париже. Он понимал, что многим обязан этому городу, в котором он раскрылся как фотограф.
В последствии, Кертеш будет очень сожалеть о принятом решении – покинуть Париж, город, ставший для него поистине любимым и родным. Но тогда, ему хотелось покорять новые вершины, изведать неизведанное, понять непонятное. В 1936 году он, с согласия Элизабет, примет предложение американского агентства Keystone Studios, и семья, покинув Францию, уедет в США. Так был окончен второй, Парижский период жизни и творчества Андре Кертеша. И опять же он закрывает его безоглядно и безбоязненно, ведь там, за горизонтом его ждет новая жизнь, новые возможности и новые фотографии.
С переездом в Нью-Йорк начинается американский период его карьеры. Но совсем не ласковой оказалась новая страна по отношению к фотографу. Увы, Нью-Йорк встретил фотографа, уже прославившегося на старом континенте, мягко говоря, неприязненно. Здесь Кертешу пришлось начинать все заново. Его фотографии не имели большого успеха на американском рынке. Да и жизнь в США стала настоящим кошмаром для четы Кертешев. Только здесь, в Америке, Кертеш окончательно осознает, что он сам лишил себя друзей, их поддержки и совета. Он по доброй воле лишил себя возможности говорить по-французски. Он все чаще и чаще стал ощущать непривычное для него чувство ненужности, которое со временем не покидало его уже ни на минуту.

Бывали моменты, когда он пытался уединиться и спрятаться от жизненных реалий в творчестве. Он гулял по улицам чужого неприветливого города и снимал чужих ему людей. При этом Андре очень рисковал, повсеместно наталкиваясь на грубость со стороны американцев, которые были грубее и агрессивнее парижан. Последним ударом для Кертеша было то, что руководство «Keystone agency», пригласившее его в Америку, потребовало от него ежедневной изнурительной для фотографа-летописца работы в студии. Работы, которая не оставляла свободного времени для него самого и для его творчества.

Доведенный до морального и творческого истощения, Кертеш всем своим естеством стремится вернуться в Париж. Но он не может этого сделать по абсолютно банальной причине. У него на тот момент просто нет денег! Когда же Андре скопил достаточную сумму, в Европе вспыхнула Вторая Мировая Война, которая сделала невозможным его возвращение.
Но и дальше работать в условиях, которые выдвигала ему «Keystone agency» Кертеш был больше не в силах. И он решает отказаться от сотрудничества с ними. Он пытается снимать репортажи для американских изданий. Но по большей части, как подданный страны-противника не всегда и не везде мог публиковать свои работы. С 1937 по 1949 годы Андре снимал для журналов Look, Harper’s Bazaar, Vogue, Coronet, Town&Country. Однако американские редакторы, мягко говоря, недолюбливали его работы, они не понимали и не принимали тонкости и изящества его творений. Кертеша упрекали в отсутствии репортажности, иллюстративности. «Ваши фотографии не поддаются рассказу. Им невозможно найти применение в журнале», — вынесла вердикт Кармель Сноу, главный редактор Harper's Bazaar. С технической стороны «торговцы информацией» были недовольны нечеткостью и монотонностью, а эмоционально они и вовсе не доросли до такого уровня. «Вы слишком много говорите со своими фотографиями, а нам нужны документы. У нас есть журналисты и копирайтеры, чтобы писать тексты», – слова еще одного из редакторов.
Итак, работы не имели большого успеха, и фотографу приходилось приспосабливаться к новым требованиям, которые диктовали американские редакторы. Но он так и не смог создавать картинки по шаблону и остался верен своему стилю. Его нетрадиционные для того времени ракурсы, и нежелание пересматривать позицию в стилистике своих работ очень помешали ему добиться широкого признания в Америке. И все ж его работы попали на магистральную выставку «Фотография 1848–1937», организованную Музеем современного искусства в Нью-Йорке.

Затем звезда Кертеша взошла вновь. В 1944-м Андре получил американское гражданство. В 1946-м его персональная выставка состоялась в Чикагском художественном институте. В 1964-м году ретроспектива работ Кертеша была показана в Музее современного искусства в Нью-Йорке.

Но жизнь от этого не становилась легче. Поиски элементарно «куска хлеба» приводят его в 1946 году в редакцию журнала «Дом и огород». Редактор издания предлагает Кертешу эксклюзивный долгосрочный контракт. И опять работа в студии. Но 10 000 долларов в год были крайне необходимы фотохудожнику. Он не смог отказаться и принял это предложение. Во время работы в «Дом и Огород» Кертеш получает возможность ездить в Англию, в родной Будапешт и Париж. С 1946 по 1962 он снимет 3000 фотографий для этого издания. Отдавая всего себя съемкам для издания, Кертеш, по настоящему, соскучится по «уличным» съемкам.
К счастью, в 60-х годах интерес общества к фотографии возрос. Это привело к увеличению спроса на работу фотографов. Но, не смотря на успехи, Кертеш не чувствовал себя полностью востребованным. И это при том, что он путешествовал по всему миру, заводил знакомства с художниками, фотографами. участвовал в различных конкурсах.
Именно в это время с ним происходит история, по своей неординарности и значимости, приравниваемая к чуду. Возможно, это благодарность, ниспосланная свыше, за самоотверженное терпение и стойкость по отстаиванию своих принципов, взглядов и стиля. За годы унижений, нищеты и бесславия. Но именно благодаря этому свершившемуся чуду мы можем познакомиться с ранними работами мастера.
В свое время, перед отъездом в Америку, все что было снято Андре Кертешем за время венгерского и французского периодов он оставил на сохранение своей поверенной – журналистке Жаклин Пауйяк, которая так же была его агентом в Европе. Но из-за разгоревшейся Второй мировой войны все эти работы могли пропасть. Сохранить архив в целости и сохранности Жаклин стоило большого труда и почти жизни. Во время оккупации, Жаклин, опасаясь досмотров и попадания в руки немецких захватчиков работ Кертеша, упаковала их в чемодан и закопала в вырытом между домами укрытии от авианалетов.

Причина таких действий была проста – среди его работ были известные «дисторсии», которые могли быть расценены «представителями высшей расы» как «дегенеративное искусство». Угроза для жизни Пауйяк была вовсе не иллюзорной. Но все же, фотографии были сохранены. Война оборвала связь между фотографом и его поверенной на огромный срок. Прошли сороковые, пятидесятые. И только после того как в 1963 году во Франции демонстрировалась экспозиция Кертеша, Пауйяк смогла с ним связаться и отдать сохраненные ей архивы законному хозяину в целости. Можно представить себе его эмоциональное состояние. Чемодан был выкопан. Архив в совершеннейшей сохранности — ничего не пострадало. Разве не удивительная история?!..

Получив на руки свой бесценный архив, начиная с 1963 года и до самой своей смерти, Андре занимался разбором и публикацией своих прежних работ, при этом, не переставая по прежнему много и талантливо снимать.
Часть негативов венгерского периода была напечатана Кертешем сразу или в последующие годы. Что-то было трактовано автором по-новому, пересмотрено при печати, откадрировано в соответствии с его модернистскими пристрастиями. Многое оставалось неопубликованным и непоказанным. Со слов Роберта Гурбо, куратора наследия Андре Кертеша, квартира фотографа представляла собой хранилище книг, наград, документов, фотографий и всего многообразия разнообразнейших предметов искусства. Негативы, пластины лежали в коробках и ящиках, что-то из отпечатков Кертеш использовал даже в качестве книжных закладок. На исследование, классификацию, систематизацию наследия фотографа и его сохранение потребовались годы.

Но судьбе было угодно опять провести мастера через личностные испытания. В 1977 году от рака умирает его жена Элизабет. Человек, который мужественно прошел вместе с ним через все лишения. Вопреки желанию близких, она покинула родной дом, и ни разу не оставила Кертеша. Для Андре это стало очень сильным ударом. Чтобы как-то справиться с потерей, 83-летний Кертеш часто общается с новыми друзьями. Как правило, он посещает их ночью, чтобы поговорить. К этому времени фотограф уже прилично изучил английский язык, но все же это была скорее смесь венгерского, английского и французского языка. Общение со знакомыми приносило ему временное облегчение. Оно не могло полностью скрасить одиночество и заполнить ту пустоту, которая образовалась с уходом из его жизни жены.

Именно в этот трагический период жизни происходит «знакомство» фотографа с фотоаппаратом фирмы «Полароид». В 1979 году у Кертеша появляется камера SX-70. Будучи в состоянии глубокой депрессии после смерти жены, фотограф взял в руки новый для себя инструмент и начал сложную работу памяти, результатом которой стали стопки моментальных снимков, впоследствии расставленные по всем комнатам его квартиры. Кертеш вставлял их в рамки, перекладывал и вновь фотографировал уже готовые снимки. Постепенно пазл начал складываться. Вновь собранные кусочки прошлой реальности обретали новое существование и новый смысл, возвышаясь над обыденностью единичного человеческого существования и превращаясь в сложный художественный символ памяти и любви.

Кертеш сосредоточенно искал следы присутствия Элизабет в окружавших ее предметах, в городе, в котором она жила, в воздухе, которым она дышала. Катализатором этого поиска стал купленный по случаю в одной из многочисленных сувенирных лавок Нью-Йорка капля-бюст. И только тогда магический кристалл начал свое сложно-сочиненное движение, закончившееся выходом в свет удивительной книжки «Поляроиды», или, скорее, продолжившееся ею — поскольку был задан визуальный вектор, некий perpetuum mobile, который (стоит только раскрыть книгу) продолжает свое неустанное движение к сердцу зрителя и дальше.
Кто был знаком с работами Кертеша раньше, не узнавал его в этой книге. Казалось, что совершенно иной фотограф сделал ее. Пронзительной чистоты и силы нота звучала с каждой страницы — каждая фотография оказалась неким стихотворением в цвете, а вся книга стала сложной визуальной метафорой жизни и смерти. Каждый изображенный на картинках предмет превращается на глазах зрителя в символ, но, не отвердев, изменяет свои очертания и бесследно растворяется в воздухе. Книга «Поляроиды» и работы, вошедшие в нее – это истинный пример настоящей живой фотографии, существующей своей тайной жизнью и никогда не раскрывающей своих секретов.

Кроме мгновенности снимка, поляроидный процесс привлекал Кертеша возможностью обходиться без услуг фотопечатника. Дело было в том, что по причине нездоровья он не мог печатать фотографии самостоятельно. Как за чудом наблюдал он каждый раз за проявлением поляроидного изображения. Кертеша не смущала, а скорее даже привлекала непредсказуемость процесса, и он вскоре достиг мастерского уровня владения камерой и материалом. На вопросы незадачливых владельцев таких же SX-70, как ему удается делать такие удивительные картинки, Кертеш отвечал: «вы должны изучить пределы возможностей инструмента, а затем научиться работать на границах этих возможностей». Все было очень просто. Вероятно, поэтому эти картинки так современны и свежи сегодня.

Удивительно, что все фотографии сделаны в пределах одного места – квартиры Кертеша на Washington Square. На многих снимках, даже сквозь изменчивое стекло, видны Итальянская башня, Арка Вашингтона, фонтан. Каждая картинка, не смотря на ее кажущуюся абстрактность, имеет совершенно конкретный адрес в пространстве и во времени – до того конкретный, что благодаря вездесущему Google, любопытствующему предоставляется возможность «поглядеть» на Нью-Йорк из того же самого окна, что и автор фотографий, узнать крыши, которые снимал Кертеш со своего балкона, увидеть, как мало изменился город с того времени.
«Заложник вечности», перешагнувший через извечный человеческий страх – страх смерти, Кертеш создал мелодию из чудесных картинок – мелодию о жизни, о любви, о памяти. Как легкий кораблик, переливаясь всеми немыслимыми поляроидными цветами, книга плывет дальше и дальше на фоне неповторимого сентябрьского неба Нью-Йорка.
Кроме книги «Поляроиды», еще при жизни мастера, свет увидели такие выдающиеся альбомы его работ как: «День Парижа» («Day of Paris», 1945), «Андре Кертеш, фотограф» («Andre Kertesz, Photographer», 1964), «Андре Кертеш» («Andre Kertesz», 1967), «За чтением» («On Reading», 1971), «Андре Кертеш: 60 лет в фотографии» («Andre Kertesz: Sixty Years of Photographie», 1972) и «Трансформации» («Distortions», 1976).
Его работы были отмечены множеством наград. Венгерская Народная Республика в 1984 году удостоила его высокой правительственной награды Ордена Флага, он стал первым и единственным фотографом, которого представили к такой высокой награде. А также было решено создать мемориальный музей этого выдающегося фотографа в местечке Жигетбекс на острове Чепель, где в мансарде старого имения Андре, будучи маленьким мальчиком, впервые решил создавать удивительные образы с помощью камеры.
Американское общество «Друзья фотографии» присудило ему премию «Выдающаяся карьера», Международный центр фотографии присвоил титул «Мастер фотографии», Школа дизайна при Новой школе социальных исследований избрала Почетным доктором изобразительных искусств. Книги с его фотографиями издаются во многих странах мира. Но, несмотря на это, главной и самой любимой страной на его жизненном пути до конца оставалась Франция.

Андре Кертеш умер у себя дома на Washington Square во сне 28 сентября 1985 года. Он ушел из жизни в возрасте 91 года. Его прах был захоронен в земле рядом с прахом его преданной и горячо любимой жены. Все свое наследие (негативы и письма) он завещал французскому государству.

Придя в фотографию неопытным юношей, Кертеш сумел познать ее так, как никто другой. И однажды, под наплывом ярких почти детских впечатлений, спонтанно, выбрав свой жизненный путь, он не свернул с него, отдавая себя фотографии на протяжении 70 лет жизни. И на протяжении всей своей фотографической карьеры, Андре Кертеш создавал удивительные образы окружающей его повседневности, почти исключительно используя камеры маленького формата. Через всю жизнь он пронес неизменными свои видение окружающего мира и ту любознательность, которая когда-то подтолкнула его к жанру фоторепортажа в 18 лет. По его биографии можно следить за ходом истории фотографии XX века, для которой Андре Кертеш – безусловно, одна из наиболее значимых фигур. Работы Кертеша отличаются изысканной простотой и выверенностью композиции, игрой природного света и тени, тумана и искусственного городского освещения, резко отстраняющими ракурсами, съемкой через стекло и другие преграды для «естественной» точки зрения. Он умел находить сюрреалистичное, прекрасное и необычное в повседневной жизни, только ему удавалось так непосредственно и непревзойденно запечатлеть эмоциональные и мимолетные моменты в окружающем нас мире.

Он создал целое «королевство кривых зеркал» – серию актов, в которых обнаженное женское тело причудливо искажается в линзах объектива и многочисленных зеркалах. Таким же образом Кертеш сфотографировал часы, которые напоминают о картине Сальвадора Дали «Постоянство памяти». Создавая сюрреалистические фотографии, заполняя их пространство странным скоплением объектов, Кертеш предлагал зрителю совершить путешествие в область подсознательного и иррационального. В этих своих работах он пытался отвернуться сам и отвернуть зрителя от реальности, поощрял обращение к своим фантазиям и сновидениям, черпая из них символы и претворяя их в художественные образы. Его работы в этом направлении удивляют необычным ракурсом, неожиданным фокусом или противопоставлением (например, насекомое на странице книги, снятое крупным планом). В творчестве Кертеша отразились уроки кубизма, при этом его снимки обладают необыкновенной красотой форм.

Сюжетами фотографий Кертеша могли стать угол зрения и перспектива, ускользающие моменты и светотень, узоры световых пятен и изменение масштаба вещей, обнимающиеся пары или разговор друзей. Никакие композиционные соображения не подавляют в произведениях Кертеша реальности, и даже те изображения, которые приближаются к абстрактным (например Мартиника, 1972), всегда остаются накрепко связанными с окружающим миром. Подобно всем работам Кертеша эта фотография не есть чистая абстракция благодаря силуэту человека, проступающему сквозь матовое стекло...
Кертеш был наделен творческой непосредственностью, врожденным талантом композиции, он зорко подмечает неожиданные, красноречивые подробности. Его фотографии обманчиво просты, поначалу в них видится легкость моментальной съемки. Однако при более внимательном взгляде обнаруживается необычайная чуткость Кертеша к изобразительной форме, его великолепное умение строить кадр. Одними из ключевых в творчестве фотохудожника являлись портреты читающих людей. Им была создана серия работ под общим названием «On Reading» (О Чтении), которая успешно экспонировалась во многих галереях мира.
Как бы ни были сложны его работы с точки зрения композиции и количества деталей, в них не бывает ничего избыточного. Работая в разнообразных жанрах, от портретов до натюрмортов, от искаженной натуры и до фоторепортажа, Кертеш неизменно схватывал ключевые моменты и, подчас неприметные, но выразительные детали своих сюжетов.

При взгляде на 300 экспонатов, и сейчас выставленных в престижнейшем зале «Жё де Пом», понимаешь – мало кому из фотографов, да и не только, удалось выдержать испытание временем столь достойно. Кертеш обладал неоспоримым талантом останавливать время и наблюдать за ним с нужной точки. Его творчество неуклонно развивалось от прямолинейных, незамысловатых видов Парижа 20-х и 30-х годов, через серии искаженных зеркальных изображений обнаженной натуры, до более формальных угловатых композиций последних лет. Но есть общая нить, связывающая все произведения Кертеша – умение тактично и с юмором показать жизнь такой, какой она попадается на глаза.